За месяц лежания на диване я посмотрела «Бубен, барабан», «Скоро весна» и «Я», все на фактуре страшной российской глубинки. Настал черед «Волчка» на большом экране. Я пошла в кинотеатр, чтобы заметить там то, чего не видно дома, за бруствером ноутбука.
«Волчок» начался как мог бы любой фильм о России-- с глубинки и ментов, бегущих по снежному полю за девахой. Деваху догнали, завалили, но не изнасиловали, хотя весь зал ждал. (Это была первая неожиданность, но не последняя.) Заковали в наручники и «приняли», то есть арестовали, несмотря на ее крики, что она сейчас родит. Дальше голос с бесстрастным взрослым тембром сообщил за кадром: «Через полчаса я родилась,» - и тут мы все попались. Подумали, что мать-разгильдяйка была в кадре для затравки и больше не появится. И что раз голос взрослый, то с девочкой все будет хорошо.
Все не так: мать станет главной героиней наряду с дочерью, все кончится плохо, а страшная как Лабиринт Фавна, история пройдет да, в России, но какой-то в сказочной стране. Как в Хрониках Нарнии, девочка научится ходить в фотообои с березовым лесом, чтобы там спрятаться от страшной истории, которую сочинила ей мама в отместку за облом кайфа. Девочка пригласит себе в приятели фотографию мальчика, которого только похоронили. Однако и ее с ним разговоры, и поедание конфет с кладбища, и «секретики» с фантиками и цветами, сооруженные прямо на его могиле – все это окажется нарядным, платье - голубым, резиновые сапоги –карамельно-красными, покрытое сплошь конфетами последнее пристанище – стилистически безупречным.
Кроме стилистов, удивительному мороку помогает оператор. Его камере случается парить и под потолком в доме, и над могилой на кладбище; ей нравится медленно и завороженно по-тарковски вглядываться в любое движение: в течение воды, в то, как смешивается кровь с молоком. Режиссер заставляет нас разглядывать детали так сосредоточенно и забывая о сюжете, как бывает только в детстве. Он вообще создал зачарованное пространство, в котором отсутствуют другие дети, социум, мир. В нем семья из бабушки, мамы и девочки живет в почти что замке посреди почти что баскервиллевской пустоши. (Особенно чувствуешь те давние болота и ужас, когда девочка подает в ночное окно сигналы, включая и выключая настольную лампу). На этот морок не влияют ни батареи отопления, ни панцирные сетки, ни пустые бутылки. Ни мужчины и ни даже женщины, которых мама регулярно приводит к себе в гости, чтобы они ее любили.
Девочка всех этих мужчин и женщин ревнует к маме. Она маму от них охраняет как может. Один из самых отчаянных и страшных кадров – когда камера, привычно уже вися метрах в пяти над землей, показывает нам ночь, рычащую машину Волга и ребенка, бесстрашного и беззащитного, (как тот человек с авоськой перед колонной танков на площади Тяньаньмэнь), стоящую с камнем в руках в свете безжалостных фар. Девочка отгоняет машину, как зверя. Зверь, рыча, наконец пятится. Мама все равно уезжает в ночь.
Фильм – о любви, как правильно сказала Агелла которая нас позвала, спасибо ей, смотреть это фантастически талантливое, многлослойное кино. Девочка любит маму, вот главное. Маме девочка мешает, мама – достоевская Настасья Филлиповна. Какие там дети. Маму к концу фильма зал ненавидит так остро, что заключает пари – в какой момент дочка ее убьет. Но при этом зал мамой любуется, потому что она по всем меркам - модель. Стройная, молодая и красивая. К тому же безбашенная психопатка, не умеющая любить. Но платок на ней! Но фигура у нее! Но грудь! Но ноги! Даже в конце фильма, измученная собственной непутевостью, она, в кудрях и голубом свитере – все равно чистая Марлен Дитрих, красавица и оторва. Все ее ипостаси как роковой женщины безупречны: она бессердечная тварь, она не любит дочь, она презирает сестру и мать, она безоглядна и искрення в своей ненависти ко всему, что ей мешает наслаждаться жизнью, что мешает «жить», как она это называет. Иными словами, в этом дымном исчадье полнолунья есть все для того, чтобы стать объектом страстной и безнадежной, самоубийственной, саморазрушительной любви со стороны не ребенка, но взрослого человека, равно мужчины или женщины.
После фильма кто-то из зала спросил, почему фильм не про рублевских жителей, а про живущих за гранью нищеты? (Нельзя ли было сделать ту же историю, но понарядней?) Режиссер скромно сказал, что снимал о том что знает. Но понятно было, что такая история по-рублевски не получилась бы. Потому что в убогом мире питающихся ворованными с заводов сгущенкой и шоколадом, которыми с матерью расплачиваются за любовь ее краткие спутники, ребенка деть некуда. А на Рублевке -- есть куда. Будучи снят о нищете, фильм получился о ней, о волчке. Будь герои даже чуть посостоятельней или снимайся он о миллионерах - ребенок точно учился бы в английской частной школе. Не спал бы на единственной в доме кровати, в ногах у занимающихся сексом людей. У него была бы своя спальня, своя бонна, свой психолог. Он из истории был бы устранен, и фильм получился бы не о ребенке, а о маме. Не то чтобы я против – мама сама по себе достойная продолжательница самых роковых женщин мирового кинематографа – но фильм был бы о другом.
К тому же, кроме бедности, загнавшей всех участников в один дом, она сыграла и более важную роль. В безвоздушной нищете на Волчицу не нашелся достойный охотник: бездельник, миллионер, пресыщенный злодей. Страсть – удел праздных натур, а в нищем мире все бьются в кровь о железную бедность. По иронии создателей фильма лишь собственная дочь любит волчицу так страстно, безнадежно и слепо, как должны были бы мужчины. И тогда родилась бы новая история Кармен. Волчица разбивала бы сердца, морочила и сводила бы с ума, потакая мазохизму, неуверенности, инстинкту охотника, сжигая в каминах миллионы и заставляя оживать их омертвевшие души.
Но с дочери и взять-то нечего. Она маленькая, денег у нее нет. Замуж за нее не пойдешь (хотя дочь в отчаянии, похоже, готова стать для матери всем на свете, и этот момент -- самый страшный в фильме: камера опять смотрит с небес, а дочь пытается расстегнуть на матери блузку, делая то единственное, что, как она успела заметить, той нравится. Мама отпихивает руку и засыпает, и никто не узнает, поняла ли она, что рядом родная дочь , или ей та просто не понравилась как партнер).
Дочь только раз позволяет себе бунт: не принимает мамин подарок, живого ежа. Убивает его, душит подушкой. Здесь камера ложится щекой на пол, и гигантский как гора, еж становится больше комнаты с мерцающим ночным окном. То ожесточение кратко, бунт ни к чему не приводит, любовь переходит в бесконечное милосердие, в ожидание, в всепрощение, в бесконечную печаль. В понимание, что любовь любовью, но ведь и поговорить-то с любимой не о чем. Вся жизнь укладывается в короткие хлесткие фразы, бросаемые иногда матерью.
Фильм многослоен, сложен и невероятно красив. Я неколько лет подряд отсматривала конкурсную программу ММКФ, поскольку была членом жюри глянцевого журнала за самый стильный фильм. Если бы мне тогда попался Волчок – не миновать бы ему приза за уникальную стильность. За эту разбеленную голубизну платьев, и берез, и молока, соединенную с кровавого цвета резиновыми сапожками, и с живой кровью, и с сине-красным натюрмортом из конфет. За свет, за цвета, за наряды, за интерьеры. Созерцательность и любование получились дзенскими, саби-ваби, к тому же соединенными с постоянным саспенсом, с страданием, с трагедией, потому тем более яркими. Нам будто бы показывали преркасные детали за секунду до их окончательного исчезновения.
Среди зрителей кто-то предложил показывать фильм женщинам, отбывающим срок в колониях. Я думаю, такой фильм им бесполезен. А вот детям я бы его показывала, несмотря на всю ненормативную лексику. Она, та лексика – пустяк по сравнению с знанием, которое может обрести ребенок: что взрослые не всегда правы. Что они могут быть не великодушны, не умны, что они могут врать и коверкать жизни тех, кто рядом. Что они, взрослые, могут быть хуже детей.
При всех я не спросила Полину (исполнительницу роли девочки-Волчка), но поймала ее на выходе: «А ты фильм-то видела?» «Я-то? – удивилась Полина, приотстав от папы. – Три раза.» «Ну и что бы ты сделала, будь ты на месте своей героини?» «Ух я бы им всем,» - сказала Полина, ребенок из благополучной семьи, и помахала сжатым кулаком.
«Сомневаюсь, правда, что фильм сможет повлиять на какую-нибудь девочку, которой родная мама рассказала, что она нашла ее в пакете ночью на кладбище», - ответила Маша, с которой мы смотрели кино «Волчок». Сюжет действительно не оставляет сомнений в безнадежности предприятия, пусть даже взрослый голос за кадром будто бы и принадлежит выросшей главной героине.